Это, конечно, прискорбно, что вне закона. Но вы знаете, неправда, будто все менты сердцем «зубилы», вроде продукции Автозавода им. Ленинского Комсомола. Лично Сергуня по этому поводу здорово угрызениями совести мучился. Как ни странно, несмотря на профессию и после десяти лет жизни в новой системе, она у него не атрофировалась. Но так как по природе был он человеком решительным и мудро–циничным, то осознание необходимости такого шага колебания все же пересилили.
Людмила Карповна жила на даче и, приезжая туда после работы, заготавливала на зиму всякие варенья, соленья. Она вполне могла позволить себе покупать все дорогущее импортное в супермаркетах: те же джемы, сделанные на семейных предприятиях руками итальянских и испанских бабушек. Однако внуки Людмилы Карповны всем прочим заготовкам предпочитали бабушкины. Как сказал бы Носков, трепещущий и сердечный: «И это — правильно!» Тем не менее, Зозуля была, наверно, единственным миллионером в мире, который побирался по соседям, клянча пустые литровые банки.
И дача была у нее вполне скромная. Без всяких там джакузи и бассейнов с подсветкой. Обычный деревенский домик под шиферной крышей, купленный еще при Советах за две тысячи рублей. Как и «гражданин Корейко», Людмила Карповна вообще жила не по средствам, то есть на должностной оклад. И ей хватало, могла даже с дочерьми делиться. Но те были прекрасно устроены и ни в чем не нуждались.
Муж у Зинаиды Карповны тоже неплохо получал, что–то около ста двадцати долларов. К тому же был он, что называется, мастером золотые руки и в холодное время года неплохо подрабатывал шитьем шапок из кроличьих шкур.
Словом, семья Зозуль, до поваливших в их крепкие, хозяйственные закрома шальных зеленых деньжищ, жила не то чтобы счастливо, но очень правильно. (Что же касается счастья, то оба просто не понимали, что сие такое: это когда помидоры уродятся? Или зима окажется особенно лютой, все откажутся от этих дурацких лыжных шапчонок и вернутся к традиционным ушанкам из натурального меха?)
«Зеленая радость» внесла в их правильную семью только нервозность, смуту и страх. Людмила Карповна не знала, что с нею делать, как тратить и как хранить. Открыть счет за границей? Однако стоит ли верить гарантиям, что в любой момент она сможет получить деньги обратно, снять какую–то часть? Теперь о наиболее сильном чувстве, о страхе: на каких мыслишках тот рос и подпитывался?
А что если шарагу засекут принципиальные менты, которых невозможно купить? Ведь тогда звездец всему! Как говорит знакомый узбек: турма будэт. Семена Францевича от нее соседка сманит, дочерей мужья побросают. Звездец он во всем звездец, что тут объяснять.
Болтуть божился, что вот–вот займется организацией крыши и наводкой мостов к отцам города. Но все никак не мог выделить для этого достаточно сил и времени. Все надеялся, что крыша у них сама по себе, попутно появится, что «крестные» первыми предложат дружбу.
Его нерадивость в этом вопросе объяснялась тем, что он был уверен в продажности правоохранительных органов: «Людмила Карповна, ну сами судите, какие сейчас у ментов могут быть принципы? Чего ради им от денег отказываться, если все вокруг только мздоимством, казнокрадством и занимаются? Ведь хоть сдохни они на своей ментовской службе, никто и спасибо не скажет. А их детям еще и побираться придется!»
Хорошо говорил Болтуть, логично и убедительно, но Зозулям от его логики слаще не спалось. Ведь всю жизнь они честно прожили, крали на работе по чуть–чуть, как все. Крутились, копеечка к копеечке на шотландский манер. А тут такое твориться началось! Ну как поджилкам не затрястись?
Людмила Карповна по–доброму завидовала Владиславу Владимировичу Собцу, главному бухгалтеру. Тот ни капельки ничего не боялся, швырял деньги направо и налево, пачками скупал какие–то акции, играл на токийской бирже, летал на карнавал в Рио–де–Жанейро, учил внуков в Итоне, охотился в Беловежской пуще, содержал пачку молоденьких любовниц, пьянствовал, обжирался деликатесами. И все делал совершенно открыто. Так, словно получил деньги по наследству или принадлежал к касте «неприкасаемых» в хорошем смысле этого значения. (То есть к тем гражданам, которые сидели, спали и жили на чемоданах качественного компромата. И которых поэтому трогать никому нельзя было ка–те–го–ри–чес–ки. Ни при каких обстоятельствах, что бы они не вытворили.) А вот Людмила Карповна так не могла хоть ты тресни. Приобретение благ сверх прожиточного минимума вообще не приносило ей радости.
К тому же у Людмилы Карповны были соответствующие ее возрасту и стране местожительства проблемы со здоровьем: остеохондроз, фиброаденоматоз обеих молочных желез, киста яичника, язва, холецистит, энтероколит, вазомоторный ринит, гипертония, стенокардия, опущение левой почки на 35 см., подъем правой почки на 28 см., нефроптоз, кальциоз митрального, аортального и трикуспидального клапанов сердца. Что–то там еще и еще. Словом, эпикриз Людмилы Карповны был отражением истории страны, в которой власть без конца демонстрировала свою крутость по отношению к мирным, беззащитным обывателям. Поэтому даже самые незначительные нервные перегрузки стоили Людмиле Карповне таких диких прыжков давления и перебоев с сердцем, что большие деньги стали казаться ей проклятьем. Извините, крестом, который она вынуждена нести неизвестно на какую Голгофу. А зачем? Чтобы только не портить отношения с Болтутем?.. Да, других доводов она не находила. Деньги определенно ей нужны не были. Они только отравляли жизнь.
Доллары Зозули хранили в погребе под сараем, в капустной кадушке. Вряд ли это место было для них подходящим — сыро, крысы, — но Людмила Карповна подсознательно определила его вне дома.
Не зная этих деталей, Холодинец несколько перестарался, нагрянув к Зозулям с ребятами, вооруженными короткоствольными автоматами и в масках. Хорошо, что училищный курс медицины еще не совсем стерся из его памяти, и он сообразил сделать Людмиле Карповне укол димидрола и дать пару таблеток резерпина.
Придя в себя, Людмила Карповна первым делом попросила мужа принести ручку и бумагу. Однако так как Холодинец действовал на свой страх и риск, то капитуляция не сильно–то его и прельщала.
— Что вы, что вы, Людмила Карповна! Мне нужны только устные показания. Пожалуйста, не обижайтесь, но никаких повинных от вас не приму. Угостите–ка лучше ребят чаем, а я просто задам вам несколько вопросов. Считайте, что мы проезжали мимо и заглянули на огонек. Хорошо?
— Нет, — стояла на своем Людмила Карповна, — я способствовала преступным деяниям и хочу понести заслуженное наказание. Скажите, а мораторий на смертную казнь у нас ввели?
— Людмила Карповна, понимаю ваши чувства. Однако не стану вас арестовывать и препровождать в камеру для особо опасных преступников. Там и без вас тесно. Чтобы вы как–то восстановили душевное равновесие, вам будет достаточно просветить меня в отношении некоторых аспектов деятельности «Оптики». Но сначала расскажите–ка мне о Болтуте. Он хороший специалист?
— Не то слово! Михаил Викторович гениальный механик, оптик, электронщик. Возьмем его «самонаводящийся прицел». Во всем мире нет ничего подобного!
— Первый раз о таком слышу!
— Типовая скорострельная винтовка, та же М 16, устанавливается на подвижных шарнирах. Широкоформатный прицел, поймав цель, передает сигнал на «корректор», который двигает ствол в нужном направлении и замыкает цепь — производится выстрел. Отличный сторож, не правда ли?
— А также террорист–пакостник палестинского или чеченского разлива, — задумчиво добавил Холодинец.
— И таких разработок у Михаила Викторовича десятки. Некоторые он поставил на поток и поставлял заказчикам за рубеж.
— О своих изобретательских талантах Болтуть нам из скромности не рассказывал, но о его коммерческих успехах мы догадались сами. На данный момент меня интересуют его партнеры из арабского региона. Вы можете кого–нибудь назвать?
— Только одного, египтянита Абд аль-Манафа. «Оптика» поставляла прицелы его компании «Салах», в город Рас — Гариб.
— И что «Салах» с ними делает дальше? Вообще, на чем компания специализируется?
— А вот этого я не знаю. Думаю, что никто из наших, в том числе и Болтуть, в ее секреты не посвящены. Кстати, как у него дела? Артема удалось освободить?
— Плохо, — не вдаваясь в подробности, ответил Холодинец. — Мальчишка все еще в руках бандитов.
И было море! И был золотой пляж Солнечного Берега во всей красе! И румянило неизбалованные ментовские тела солнце! И было ментам так хорошо, что даже колыхание тысяч сисек в солнечном мареве скоро приелось. (Как говорится, не нажравшись — не налижешься.) Зато водичка, водичка какова! Где еще такая бывает?
Самая обыкновенная, кстати, водичка, прогретая до двадцати двух градусов, черноморская. Просто забыли менты, что кроме митусни с уголовными ублюдками, ежедневной борьбы за кусок хлеба для их некрепких, маленьких семей в жизни человеческой должны еще существовать часы ничегонеделанья и южной неги.